Мастер – опытный оперативник, агентурист – уходил и прокачивал ситуацию. Ему не понравились бомжи, которых он встретил. И вовсе не потому, что встретили его не очень ласково – это как раз естественно, а потому… А почему, Мастер не знал. Он задавал себе вопрос: а почему, собственно? – И не мог на него ответить. Бомжи как бомжи. Грязные. Недоверчивые. Наглые, когда сила на их стороне… В общем, обыкновенные. И все-таки не нравятся… Почему?

Когда фотограф скрылся за углом, из ближайшего строения вышел Барон. Он неторопливо приблизился, сказал Куску: отойди-ка, брат, в сторонку, – и спросил у Наемника:

– Ну, что это был за организм?

– Да так, – сказал Наемник, – алкаш один. Придурок – считает себя художником.

– А если?

– Нет, Барон, тут ты не угадал – он в своем блокнотике записал: территория Зла – декорация Апокалипсиса. Дали, типа, отдыхает… Серьезный человек такую хрень напишет?

Барон подумал про себя, что из Наемника никогда не получится толкового оперативника. Он крепкий боевик, настоящий профи, но оперативник – никакой… Вслух Барон сказал:

– Если человек серьезный, то и маскировка продумана соответствующе.

– Да он стишки читает.

– Какие стишки?

– Крейзанутые… Водярой от него разит на километр. Да и вообще, Барон, я его вблизи видел: слабак, смазка для штыка. Лет ему уже под шестьдесят. Фотограф. Фамилия – Костров. Зовут Дмитрий. В 91– м году выставка у него была в ДК Железнодорожников.

– Ну– ну, – сказал Барон. – Проверим.

Барон позвонил знакомому галеристу, спросил про фотографа Кострова. Галерист ничего про Кострова не знал, но дал телефон искусствоведа, который должен знать. Искусствовед давно покинул страну, жил в Норвегии. Барон позвонил в Осло, представился журналистом.

– Костров? – переспросил искусствовед. – Да, был такой… Дмитрий, кажется.

– Верно, Дмитрий. А выставки у него были?

– Была, по-моему, выставка. В конце 80– х…

– А может быть, в начале 90– х?

– Может быть.

– А где проходила, не припомните?

– Нет, не припомню. В те годы везде выставки проходили. Цензуру отменили и – хлынуло. Появились талантливые люди, но больше было конъюнктуры и халтуры. Костров, определенно, был одарен, но… Послушайте, кому это сейчас нужно? Сколько лет прошло.

Барон ответил вопросом:

– А что с ним сейчас?

– Да он спился, кажется.

– Кажется или спился?

– Ну знаете ли! – искусствовед несколько секунд молчал, потом вдруг начал кричать: – Я из этой сраной рашки уехал, чтобы не знать ничего. Чтобы морды эти вечно пьяные не видеть. Чтобы «философские» разговоры в кухнях не слышать… , – искусствовед осекся, потом из трубки потекли гудки.

Барон пробормотал: антеллигент, однако, нервенный.

Мастер не собирался отказываться от разведки на том только основании, что это не нравится обитающим в промзоне бомжам. В его жизни было довольно много операций, где ему противостояли противники более серьезные, чем бомжи.

Весь день Мастер отлеживался на конспиративной квартире, а незадолго перед началом «комендантского часа», отправился на «Территорию Зла».

Адъютант доложил:

– Звонит академик Петров. Говорит: вы хотели с ним встретиться.

– Соединяй, – ответил Председатель. Через несколько секунд в трубке раздался голос академика: Петров слушает.

– Игорь Палыч! – произнес Председатель. – Здравствуйте, дорогой мой. Когда вы вернулись?

– Вчера, господин Председатель.

– Бросьте вы это… Сергей Сергеич меня зовут.

– Вчера, Сергей Сергеевич.

– А что ж вы мне не позвонили?

– Извините, но было уже довольно поздно.

– Вас извиняет только то, что вы устали… Сегодня мы сможем с вами встретиться?

– Да, разумеется.

– Я немедленно пришлю за вами машину.

Академика привезли через сорок минут. У Председателя в это время был Чердыня с докладом. Чердыня закрыл свой ноутбук, поднялся. Председатель сказал: нет, Геня, ты останься, послушай.

В кабинет вошел академик Петров – высокий, крепкий мужчина лет семидесяти.

– Здравствуйте. – Председатель вышел навстречу академику, обеими руками схватил его руку, потряс. – Здравствуйте, дорогой Игорь Палыч. Очень рад вас видеть.

Голос Председателя был наполнен такой неподдельной искренностью, что не поверить ему было нельзя. Интеллигентный Игорь Павлович ответил:

– Э– э… я тоже рад вас видеть.

Председатель представил академику Чердыню: Генрих Теодорович, мой помощник.

Петров и Чердыня обменялись рукопожатием. Оба сказали: очень приятно.

Присели за столик в углу кабинета, под торшером.

– Чаю? – спросил Председатель. Петров ответил: благодарю. – А коньячку по три капли? У меня коньяк отменный.

– Коньяку?.. Можно и коньяку.

Адъютант принес чай, коньяк, нарезанный лимон и печенье. Ловко расставил все на столике с малахитовой столешницей, исчез. Председатель сам разлил коньяк. По кабинету поплыл благородный запах. Сделали по глотку. Петров пожевал губами, спросил:

– Армянский?

– Армянский, армянский, – закивал Председатель. Коньяк был французский.

Петров сделал несколько глотков чаю, спросил:

– Может быть, перейдем к делу?

– Конечно.

– Полный отчет я представлю вам через шесть– семь дней. А сейчас позвольте ограничиться результативной частью.

– Разумеется.

– Итак, вы уже знакомы с моей запиской о ресурсном истощении.

– Разумеется… Неужели все так плохо?

Петров несколько секунд смотрел на Председателя молча, потом ответил:

– Все еще хуже… Я ответственно заявляю: запасы углеводородов на территории Российской Федерации в ее фактически существующих на сегодняшний день границах практически исчерпаны. Если мы будем продолжать добычу в тех объемах, в которых ведем ее сейчас, реальная добыча нефти сойдет на нет через полтора-два года, газа – через пять– шесть… Разумеется, существует некий плюс-минус.

– Как полтора года? – сказал Председатель.

– Наши главные богатства остались за Уралом. «Чайна-менеджмент» сейчас активно осваивает нефтяные провинции Восточной Сибири – месторождения Ванкорское, Талаканское, Чаяндинское – далее по списку. Перечислять нет смысла. По сути, мы отдали все. Если не считать якутские алмазы. – Чердыня посмотрел на Петрова, подумал: э– э, академик, не владеешь ты ситуацией: якутские камушки тоже почти проданы… Петров продолжал: – По нефтепроводу на Дацин ежегодно будет прокачиваться двадцать миллионов тонн нефти.

Председатель резко спросил:

– А новое месторождение на Кольском?

Петров развел руками:

– Вынужден вас разочаровать: месторождение на Кольском полуострове – иллюзия. Я, собственно, с самого начала именно так и говорил.

– Но ведь космическая разведка!.. Космическая разведка показала: есть месторождение.

– Космическая геологоразведка – всего лишь один из инструментов. Безусловно полезный, но не абсолютный. Я предупреждал, что существенных запасов нефти там быть не должно. Так и получилось: нефть там действительно нашлась, но в незначительных количествах и низкого качества. Коэффициент нефтеотдачи низок. Бассейн изучен, проведена детальная гравиразведка и сейсмическая разведка. Все цифры я представлю в отчете. Но уже сейчас понятно – это не Гавар. [68]

– А Штокман? – произнес Председатель. – Штокман – как?

– Что касается ресурсов Штокмановского месторождения, то они оказались сильно завышены, газоносность критична.

– Насколько завышены?

– Очень сильно завышены… как минимум раз в пять.

Мир рушился. Разваливался на глазах. Рассыпался, как ледовый панцирь Гренландии – стремительно и неотвратимо. И с этим уже ничего нельзя было поделать.

Голос Петрова Председатель слышал откуда-то издалека:

– Кроме того, следует иметь в виду, что добыча на Штокмане, если даже удастся ее организовать, будет чрезвычайно сложна… Сергей Сергеич!