Глава 11
В полной тишине, весь отбитый у красных скарб был затащен в боковой зал и навьючен на лошадей. Перемотав им копыта тряпками, на которые пошли снятые с убитых красноармейцев гимнастерки, отряд, дождавшись, когда громыхнет еще один залп, бесшумно покинул боковой зал и вышел в основную штольню.
К их ужасу красные были настолько близко, что если бы количество разделявших их спасительных метров плотной непроглядной темноты было, хоть чуточку меньше они были бы неминуемо обнаружены. Стараясь производить как можно меньше шума, отряд Евстигнеева стремительно удалялся все глубже и глубже под землю, забираясь в самую глубь Волжского берега.
Красные, не встречая ожидаемого отпора, двигались вперед чуть ли, не маршевым шагом. Они лишь время от времени применяли свою новую тактику, которая надо признать оказалась весьма эффективной. По мере того как поручик знавший каменоломню как свои пять пальцев уверенно вел отряд в самые отдаленные закоулки каменоломни, есаула все чаще посещали невеселые мысли. В частности и о том, что как бы не была велика протяженность штольни, но, тем не менее, неминуемо настанет тот страшный момент, когда они, наконец, упрутся в глухую каменную стену и отступать им будет уже некуда.
Чтобы морально подготовить людей к тому, что им скоро придется вступить в свою последнюю схватку, есаул, откашлявшись, сказал:
— Господа, а вам случаем не надоело драпать от какого-то там штатского быдла? Ведь там даже нет настоящих кадровых военных, так всякой пакости понемногу! Не знаю как вам, а мне от всего этого так тошно, что прямо мочи нет! Быть может, перестанем бегать и дадим бой прямо здесь? По крайне мере, уйдем красиво и с высоко поднятыми головами!
— Вы знаете, господин есаул, — сказал поручик, идущий поодаль с Ольгой под руку, — мне все же хотелось бы как-то отодвинуть этот момент от нас, как можно дальше во времени.
— По-моему Лаврентьев прав! — неожиданно поддержал его штабс-капитан. — Чего-чего, а уж красиво умереть мы всегда успеем!
— Ну а что думаете, вы, Кривошеев? — спросил есаул унтер-офицера.
— Я вашбродь, так думаю, — рассудительно начал тот, — ежели нам суждено здесь в этой пещоре сгинуть, то так оно и будет! Как бы мы не вертелись и не ходили колесом, словно ужи на каленой сковороде, все одно здесь сгинем! А часом раньше, часом позже, без особой разницы. Хотя оно конечно лучше погибель свою особо не торопить!
— А ты братец, оказывается фаталист и где-то даже мистик! — иронично протянул есаул.
— Да уж, какой есть! — довольно строптиво ответил тот.
Есаул удивленно посмотрел на него и беззлобно сказал:
— А вот я тебя сейчас по твоей наглой усатой морде отвожу за такой ответ старшему офицеру!
— Да, за что по морде-то, вашбродь? — взвился Кривошеев. — Я ведь только на ваш вопрос ответил и ничего более! Сами ведь спросили, вот я и сказал, как умел, что помирать мне здесь под землей вовсе не хочется! Потому как не по-христиански это!
— Послушайте господин есаул, оставьте Кривошеева в покое, — неожиданно встрял между спорщиками Лаврентьев. — Я тут вдруг отчего-то вспомнил, что с этой каменоломней связана одна любопытная легенда, вернее наше семейное предание.
— Ну-ка выкладывайте! — решительно потребовал есаул. — Николай Петрович, вы не престаете меня сегодня удивлять, ей богу! То вы вдруг совершенно случайно забываете о существовании этой каменоломни и если бы не ваша невеста, так, кстати, вспомнившая об этом подземелье, все мы давно уже были бы мертвы! Теперь вдруг совершенно случайно выясняется, что у вас в запасе припасено некое семейное предание! И вы знаете голубчик, я нисколько не удивлюсь, если с его помощью мы сможем избежать гибели вот уже второй раз кряду!
— Вряд ли нам поможет эта старая байка, — с большим сомнением в голосе произнес поручик. — Но раз вы настаиваете, то извольте! Это предание связано с неким проклятием нашего рода Лаврентьевых. В этом предании говорится о Проклятой штольне. Единственный, то есть, первый, и последний раз в жизни я слышал эту историю от своего деда. Несмотря на то, что дед потребовал никому не говорить о том, что он мне рассказал, я, тем не менее, очень хорошо запомнил этот рассказ именно вопреки этому самому требованию. Когда дед закончил свой рассказ, я тут же, горя нетерпением поделился всем, что услышал со своим отцом. Тот неожиданно пришел в сильное волнение и совершено недопустимым тоном отчитал моего деда — своего родного отца, за то, что тот забивает глупыми никому не нужными баснями голову его сыну.
Ну, если говорить в двух словах, то в каменоломне, в одном из самых дальних ее ответвлений, действительно существует некий наглухо заложенный кирпичом боковой ход. Отец говорил, что ее замуровали, потому что в ней, когда-то давно произошел взрыв шахтного газа, и погибло много рабочих. После чего там и возвели эту стену из кирпича. По преданию же, именно там и была расположена Проклятая штольня. Которая, как рассказывал мой дед, является прямым входом в ад!
Лет полтораста тому назад в Ежовске началась эпоха строительства. Не строил лишь ленивый. В связи с этим, в городе возник дефицит алебастра. Этим обстоятельством не преминул воспользоваться один из моих предприимчивых предков. Тоже естественно по фамилии Лаврентьев.
Как известно, алебастр получается из природного гипса посредством обжига этого минерала при температуре 120–170 градусов по шкале Цельсия, с последующим дроблением. Обычно алебастр применяется в строительстве в виде порошка крайне тонкого помола. Нанятые моим предком горные инженеры в скором времени обнаружили богатое месторождение минерала в крутом берегу Волги, в некотором удалении от Ежовска.
Вложив в данное предприятие довольно крупные инвестиции, мой прапрадед начал сооружение глубокой шахты, которая глубоко вгрызалась в левый берег Волги. Кружась и петляя, шахта протянулась на несколько километров вглубь земли. Впрочем, вы и сами можете в этом убедиться, ибо мы находимся в этой самой шахте. Добытый гипс грузился на подводы и отправлялся на небольшой алебастровый заводик в пригороде Ежовска. Там гипсовая порода дробилась и обжигалась, после чего перемалывалась в порошок.
Однажды один мастеровой работал глубоко в новом забое, представлявшим из себя боковое ответвление от основного ствола шахты. Внезапно его кайло провалилось прямо в стену каменоломни. Из дыры, зияющей в стене тянуло спертым воздухом и какой-то жуткой звериной вонью. Насколько велика была находящаяся там полость, сказать было трудно. Подоспевший управляющий велел расширить пролом, так чтобы туда смог свободно пролезть человек. Перед тем как отправить туда рабочего, управляющий предусмотрительно бросил в пролом камень, который падал бесконечно долго, прежде чем его слуха достиг глухой шум от падения камня. Было ясно, что у обнаруженного пролома практически нет дна.
Наскоро обвязав одного до смерти перепуганного мужика веревкой, ему вручили шахтерскую лампу, после чего со всеми предосторожностями спустили в пролом. Но веревка оказалась коротка и не достала до дна. Пришлось послать бричку в город на заводские склады. Вскоре было привезено несколько бухт крепкой манильской пеньки. Когда концы всех бухт были крепко увязаны между собой, была предпринята вторая попытка спустить мужика в штольню.
Через довольно продолжительное время веревка ослабла. Судя по всему, мужик достиг дна странного каменного колодца. Какое-то время стояла полная тишина, было слышно лишь, как трещат, брызгая и капая смолой горящие факелы. Вдруг снизу неожиданно раздались дикие нечеловеческие крики, полные муки, неописуемого ужаса и невыносимой боли. Это орал благим матом мужик. Когда его совместными усилиями подняли наверх, рабочие в ужасе отшатнулись. Его тело было разорвано в клочья! Оно было буквально порезано на ломти! В петле чудом застряли окровавленные лохмотья, куски окровавленного мяса, с остатками растерзанного человеческого костяка.