— Так какого же черта спрашивается, ты выносил нам мозг своими россказнями о человечине, которую подают в этом ресторане? — поинтересовался Сенсей, угрожающе закрутив столовый нож между пальцами.

— Ну, надо же мне было вас как-то проверить? А то вдруг вы шпионы пришельцев? — сделав страшные глаза, ответил Стилет. — Ничего не стоит присесть на уши нашему доверчивому Пабло и втюхать ему любую даже самую глупую историю. Так что выявлять опасность — это моя работа. Извините ребята, за испорченный аппетит, зато теперь я знаю точно, что вы те за кого себя выдаете.

— Ешьте, ешьте не стесняйтесь! — подмигнул им Хулио.

— А, ты жиртрест все время знал про это и молчал? — обвиняющее ткнул в него вилкой Влад.

— Моя стихия — это разработка гениальных проектов, а контрразведкой у нас занимается Стилет, ему и карты в руки, — безразлично пожал покатыми плечами Хулио.

— Может быть, вы все заткнетесь, и мы начнем заниматься тем, за чем пришли сюда? — сделав зверское лицо, поинтересовался Стилет.

— А мы разве пришли сюда не затем чтобы поесть? — невинно спросил Хулио.

— Нет, мы пришли, чтобы слушать! — гневно буркнул Стилет.

Над столом повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь звоном ножей и вилок о тарелки. Это Сенсей и Влад брали реванш за испытанное ими унижение.

— Ты, представляешь завтра этот олух, наконец, уберется отсюда и потащит свою огромную задницу инспектировать очередную мясопереработку где-то в Мексике, — неожиданно донеслось из-за соседнего стола.

— Вот тогда и гульнем на славу! — горячо поддержал его второй голос.

В то же мгновение звон вилок прекратился, а Сесней и Влад вытаращили удивленные глаза на Стилета.

Когда Сеснсей открыл рот, чтобы выразить свою точку зрении, по поводу услышанного, Стилет ткнул пальцем в его тарелку:

— Ешь и не мешай мне слушать! Тем более, что разговор, как мне кажется, идет о нашем клиенте.

Глава 10

Германия, концентрационный лагерь Дахау, 1945 год.

Шла весна сорок пятого года. От былой мощи третьего рейха не осталось и следа. Союзники гнали фашистов на всех фронтах. Американцы вплотную подошли к Дахау. Не сегодня, завтра концентрационный лагерь должен был быть освобожден. Грохот наступающей артиллерии сотрясал стены научного барака. Время от времени над лагерем с торжествующим гулом пролетали эскадрильи бомбардировщики союзной авиации направляющиеся на Берлин.

— Наши немчуру гвоздят!.- послышалось из темноты барака.

— Для кого-то может и наши, но не для нас! — ответил ему недовольный голос. — Не успеют перебить лагерную охрану, как нас разорвут на части заключенные.

— Да уж, наворотили мы дел не мало, — уныло пробормотал кто-то. — Как вспомню, самому тошно делается.

Утро принесло новые неожиданности. Едва Константин перешагнул порог своей лаборатории, навстречу ему попался гауптшутрмфюрер Нойберт. Вид у него был встрепанный, такой словно он не спал всю ночь. Вслед за ним вышли несколько человек из числа лагерной охраны. В руках у них были кипы документов связанных бечевой.

— Очень хорошо, что я встретил тебя! — обратился Нойберт к Константину. — Пришли срочно всех своих сотрудников, нужно срочно эвакуировать все материалы по нашим разработкам.

Во время этого короткого разговора Константин явственно ощутил некую фальш которой были пронизаны слова Нойберта. Также его неприятно поразил взгляд шефа, которым он смерил его. Было в нем, что-то от взгляда врача, которым тот оценивающе смотрит на безнадежного больного.

— Хорошо, пойду в барак и позову остальных, — сказал Константин, поворачиваясь, чтобы уйти.

Нойберт проводил его долгим взглядом, потом раздраженно крикнул ему вслед:

— Только недолго!

Константин на негнущихся ногах вышел из лабораторного корпуса и, стараясь не сорваться на бег, пошел быстрым шагом в сторону жилого барака. Сердце его бешено колотилось, вдобавок еще скрутило живот от страха. Ему стало понятно, что Нойберт принял в отношении сотрудников своих лабораторий окончательное решение. Константина поразило, с какой легкостью его шеф приносил в жертву его самого. Константин все это время работал на Нойберта не за страх, а за совесть. Он недосыпал, болея душой за результат, и гауптшутрмфюрер, вроде бы, видел это и, судя по всему, высоко ценил. Но в выражении его глаз, с которым сегодня столкнулся Константин, было невозможно ошибиться. Это был взгляд убийцы прикидывающего, как ему будет сподручнее умертвить свою потенциальную жертву. В создавшемся положении медлить было нельзя ни минуты.

Войдя в барак и пытаясь сохранять полное спокойствие, Константин отправил своих сотрудников в лабораторию, на помощь Нойберту. При этом в глубине его души шевельнулся стыд за то, что он отправляет людей на верную смерть. Но усилием воли он отогнал несвоевременно накатившие на него сантименты. Если он хотел остаться в живых, а он хотел, ему нужно было проявлять железную волю и самодисциплину.

— Огюст, можно тебя на пару слов? — поманил он рукой француза.

Тот по выражению лица друга понял, что дело в высшей степени серьезное и молча подошел к нему.

— Иди за мной, если хочешь уцелеть! — прошептал Константин и вышел из барака на лагерный двор.

Огюст, тенью выскользнул вслед за ним. Спрятавшись за углом жилого барака, Константин дождался, когда из здания лаборатории по разработке «сыворотки молодости» выйдут заключенные с кипами документов и направятся в сторону стоящих неподалеку грузовиков. За ними неотступно следовал Нойберт в сопровождении пяти эсэсовцев вооруженных автоматами. Константин с неприкрытым ужасом увидел, что на плече у гауптшутрмфюрера также висит новенький «шмайсер».

Когда сотрудники лаборатории Константина загрузили пачки с документами в машину. Нойберт стянул автомат с плеча и, поведя стволом, велел им построиться возле стены лаборатории. Все еще ничего не понимающие люди послушно встали, куда им было указано. Они недоуменно переглядывались и боязливо косились на эсэсовцев, которые к тому времени расположились перед ними цепью.

Гауптшутрмфюрер передернул затвор своего черного, блестящего «шмайсера» и не целясь дал длинную очередь по стоящим возле стены людям. Это послужило сигналом для остальных автоматчиков. Загрохотали выстрелы, заглушая страшные крики расстреливаемых людей.

Воспользовавшись тем, что внимание немцев было полностью поглощено тем ужасным делом, которое они педантично выполняли, Константин схватил Огюста за локоть и увлек за собой. Вбежав в лабораторный коропус, он кинулся прямиком в помещение морга. Там хранился отработанный трупный материал, ожидающий, когда его отвезут в лагерный крематорий.

Помещение морга представляло собой большую холодильную камеру. В дальнем углу были кучей навалены окровавленные трупы. Их тела покрывали хорошо знакомые Константину разрезы, через которые происходил забор желез внутренней секреции.

— Снимай одежду, живо! — покричал он пребывающему в непробиваемом плотном ступоре Огюсту.

— Но здесь же холодно! — зябко поежился француз.

— Делай, что тебе говорят! — гаркнул на него Константин, поспешно срывая с себя остатки одежды.

Не дожидаясь, когда чопорный Огюст расстегнет все пуговицы на своей лагерной робе, он просто содрал ее с него, так что пуговицы горохом заскакали по бетонному полу морга.

— К чему такая спешка? — возмутился тот.

— Сейчас сюда за нами придут и если найдут, то непременно убьют! — проорал ему прямо в ухо Константин. — Ты этого хочешь?

Огюст огорченно покачал головой.

— Тогда забирайся скорее под трупы и притворись мертвым! — скомандовал ему Константин. — И хорошенько измажься в крови! Короче, делай как я!

Не дожидаясь, когда француз последует его примеру, Константин растолкал лежащие вповалку мертвые тела и улегся среди них. Сверху он прикрылся несколькими распотрошенными трупами. Его тело сотрясал сильный озноб. То ли от холода, то ли от страха за собственную жизнь. Огюст тем временем, также закопался в окоченевшие тела и старательно перемазался в чужой крови.