Для налета выбрали Смоленск.

Двенадцатого сентября в Смоленске был очень душный день. Дервиш и Студент стояли на стене Смоленского кремля, смотрели на Заднепровье. Внизу тускло лежал изрядно обмелевший Днепр. Он был цвета старого олова.

– Томно, – сказал Дервиш. – Пожалуй, к вечеру дождь будет.

– Хорошо бы, – отозвался Студент.

На операцию выехали в два часа ночи тринадцатого. Ночь была темной. Фонари, как водится, горели только на центральной улице. Две машины подъехали к зданию управы и остановились в сотне метров, под группой пожухлых от жары тополей.

Минут за десять до начала операции вдруг осветился край неба и где-то вдалеке раскатился удар грома. Он был похож на сухой кашель простуженного великана. Студент подумал: прав был Дервиш. Хотя может и не быть дождя – гроза где-то очень далеко и запросто пройдет стороной…

Через две минуты сверкнуло уже значительно ближе, а кашель стал такой силы, что, казалось, он разрывает грудную клетку великана. Еще через три минуты на капот и лобовое стекло упали первые капли дождя – еще редкие, но крупные. Порывы ветра стали рвать кроны тополей.

В 2:30 Кот подал сигнал: начали.

Действовали по уже привычной схеме: Студент подъехал ближе, развернул машину, выскочил, открыл заднюю дверь и вытащил пулемет. Глеб произвел «выстрел»… С черного неба уже лило, как из ведра. Беспрерывно сверкало и гремело.

Студент стоял у борта машины, дождь молотил по капюшону дождевика. Александру было очень хорошо.

Точно так же, как и в Петрозаводске, из здания начали выскакивать полицейские. Точно так же здание было трехэтажным, а оружейка находилась в полуподвале.

Когда полицейские перестали выскакивать, к зданию подкатила машина с группой Кота. За завесой ливня малиново вспыхнули огни стоп– сигналов.

Студент наблюдал, как трое в масках взбежали по ступеням крыльца, влетели внутрь здания. Он подумал: ну, раз Кот с котятами уже внутри – дело, считай, сделано… Студент искренне восхищался Котом – его бесстрашием, умением стрелять с обеих рук и готовностью в любое время идти под пули. Даже заикание, считал Студент, придет Коту некий шарм.

Трое в масках пробежали несколько метров, взлетели вверх по ступеням и ворвались внутрь… Пустой пост дежурного… Ночное освещение, перебиваемое белыми вспышками молний в окнах… На полу, на блестящем линолеуме – рассыпанная кем-то бумага… В правом дальнем углу – лестница, ведущая вниз… Кот и Немой спустились по стальным, отполированным подошвами ступеням, вниз. Горин спустился на полпролета – так, что над уровнем пола торчали только голова и плечи. Из этой позиции он мог контролировать холл, сам при этом оставаясь почти невидимым.

Немой остановился у подножия лестничного пролета, Кот пошел вперед. Коридор. Тусклый свет ламп. Двери. Одна из дверей стальная – оружейка.

Кот шагал по коридору. В правой руке – ТТ, в левой – наган. Звук грозы здесь, внизу, стал тише. Кот шагал по коридору… и что-то не нравилось Коту. Он видел, как выскакивали из здания полицаи. И, значит, «Ужас» сработал как надо. Но чувство опасности не отпускало. Он подумал: это, наверно, из-за грозы… Когда-то давно, в детстве, он жил у бабушки в деревне. Бабуля очень боялась грозы. И сумела передать это чувство мне. Или из-за того, что сегодня тринадцатое – всегда избегал серьезных дел на тринадцатое, а вот сегодня пришлось. Ладно, плюнь, Витя, – все будет нормально. Все будет хоро…

Дверь в конце коридора распахнулась и оттуда выскочил человек в бронежилете. На голове шлем, в руке большой черный пистолет, кажется – «беретта».

Кот понял, что операция пошла совсем не так, как планировали. Он выстрелил быстрее, чем осознал все эти детали. Пуля нагана попала под нижний срез шлема. Из-под шлема «гестаповца» ударил выплеск крови, он выронил пистолет, но продолжал стоять в дверном проеме. Кот крикнул Немому: падай!

…Нет ничего хуже перестрелки в коридоре. Здесь негде укрыться. И все пули летят в тебя… В тебя! В тебя! Здесь, в коридоре, грохот выстрелов звучит вдвое громче. Здесь каждая пуля, сразу не нашедшая свою добычу, дает рикошеты – ищет ее, мечется от стены к стене, от пола к потолку, визжит от яростного желания убить… В коридоре – в любом коридоре, будь то бархатно-гобеленовый коридор респектабельного лондонского отеля или же черный ход притона в Гонконге – плохо всем. Случается, что даже опытные бойцы начинают суетиться или – напротив – впадают в ступор. В коридорных боях бывает, что даже очень хорошие стрелки дают промахи на дистанции три метра… А выстрелы грохочут. И стволы дышат жарко, прямо в лицо. Взвизгивают пули. И нет выхода из узкой этой кишки, из этого тоннеля, который ведет прямо в морг…

В коридоре побеждает тот, кто быстрее стреляет и движется, кто опытней и хладнокровней… Или тот, кому сегодня фарт.

Немой сделал шаг в сторону, присел под лестницей у стены. Стремясь увидеть, что происходит внизу, Горин тоже присел на ступенях лестницы.

Прошло две или три секунды и первый «гестаповец» наконец– то упал, но из-за двери уже выскочил второй. Сразу дал короткую очередь. Кот мгновенно ушел влево, все три пули просвистели мимо. Две попали в стену, выбили фонтанчики штукатурки. А третья попала в нижнюю челюсть Горина… Кот выстрелил в ответ и снова положил пулю под самый срез каски. Второй «гестаповец» рухнул на первого… И в этот момент начала отворяться еще одна дверь. Она была за спиной у Кота. И за спиной у Немого.

Боль, пронзившая Горина, была сумасшедшей. Он даже не представлял, что бывает такая боль.

Дверь за спиной Немого открылась уже наполовину. Из нее осторожно высунулась голова в армейском шлеме. Она была как раз под Гориным. Горин – от боли он почти терял сознание – просунул ствол «Стечкина» меж ступенек, нажал на спуск. Между каской и ствольным срезом было двадцать сантиметров. Горин нажал на спуск. Девятимиллиметровая полусферическая пуля, выпущенная сверху под углом, пробила шлем, голову и застряла под ключицей… «Гестаповец» упал на Немого, а Горин потерял сознание и выронил пистолет.

Четвертого «гестаповца» Кот взял живым. Тот попытался отстреливаться, укрывшись под лестницей, но Кот хорошо знал, чем это лечится. Он произвел два выстрела так, что пули щелкнули по бокам шлема. После этого четвертый был деморализован в ноль. Он рухнул на колени, закричал, что у него беременная жена. Немой хотел было его пристрелить, но Кот сказал: погоди-ка, Леха. Вопросы к нему есть.

С Горина осторожно сняли маску. У Геннадия не было нижней челюсти, свисал розовый лоскут языка. Немой растерянно произнес:

– Господи! А где же…?

Из маски вывалился и шлепнулся на ступеньки страшный комок – рваные окровавленные ошметки вперемежку с зубами. В коридоре пахло порохом и кровью. Где-то наверху бушевала гроза.

Спустя две минуты они поднялись наверх. Немой и пленный «гестаповец» несли Горина, Кот – кейсы с «Ужасами».

Горина похоронили на высоком берегу Днепра в сорока километрах от Смоленска. Могилу вырыл Кот. Студент хотел помочь, но Кот ответил:

– Отойди. Это мое дело.

Немой положил руку на плечо Студенту, сказал:

– Так надо, Саша. Может, ему станет легче.

Во вспышках молнии, под вертикально падающими струями ливня, Кот взмахивал лопатой, как заведенный. Внизу блестел Днепр, шелестели под дождем деревья. И непрерывно грохотало, грохотало.

Когда Кот закончил свою работу, ливень начал стихать, гроза уходила на Северо-Запад. Тело опустили в могилу, в воду. На грудь Геннадию положили его «Стечкин». Глеб прочитал молитву. Остальные стояли молча, слушали. Ибо никто из них не умел молиться. Они умели убивать, взрывать, молчать на допросах, но не умели молиться.

Могилу засыпали землей, выложили из камней крест. Трижды прозвучал пистолетный залп. Выпили по сто грамм, собрали гильзы, поехали.

Рассветало.

Они отъехали уже на сто с лишним километров от Смоленска. Прямо в дороге Дервиш допрашивал пленного «гестаповца». «Гестаповец» рассказал про шлем. Дервиш с интересом осмотрел шлем с отметинами от пуль Кота на боковинах, пощелкал тумблером и сказал: